Even in Putëm zerna [Grain’s Way] (where in moments of mystical fullness the world appears transfigured), Khodasevich’s poetic work is dominated by a dualistic worldview, which ultimately relates to the mystical idealism of the Russian Symbolists inspired by Vladimir Solovyov. Such an attitude to the world is realized first of all in the dualism Body (“Me”) / Soul (Spirit), where the body is perceived as an “envelope”, from which the soul can get free only with great difficulty. In Tjažëlaja lira [The Heavy Lyre], the dualism “Me” (Body) / Soul grows up, and the poet’s mystical aspiration turns into painful effort towards the attainment of transcendence. The physical intensity of this effort is so strong that it becomes practically pathological. Since the body symbolises the imprisonment in the world that the poet rejects, the interior dichotomy Body/Soul exacerbates with the poet’s perception of the dualism earthly World/another World. The “inert” material that is transcended by the poet‑«Orpheus» in «Ballada», the final poem of Tjažëlaja lira, gives place in Evropejskaja noč’ [European Night] to the world that is crashed by materiality, while the expressionist vision of the “German cycle” is dominated by violence and a degrading sexuality. The rejection of Body and the disgust for Flesh is contrasted in Khodasevich’s poetic work with the image of a foetus and its life in the mother’s womb. The poet associates this image with the “native, original world” of the Soul and the original Life. This image is not very stable, but it is radically positive. Such a sacralization of the image of a foetus and Motherhood can be correlated with the image of the Virgin, who embodies for Khodasevich the fusion of earthly and divine. Même dans Putëm zerna (où en des moments de plénitude mystique, le monde apparaît transfiguré), l’œuvre poétique de Khodassevitch est dominée par une vision du monde dualiste, qui s’inscrit dans l’idéalisme mystique symboliste « soloviévien ». Ce rapport au monde se cristallise d’abord dans le dualisme corps (« moi »)/âme (esprit), où le corps du poète est perçu comme une « enveloppe », dont l’âme ne parvient à se libérer que difficilement. Dans Tjažëlaja lira, le dualisme « moi » (corps)/âme s’accentue, et l’aspiration mystique du poète se réduit de plus en plus à un douloureux effort de transcendance, d’une intensité physique, proprement pathologique. Le corps étant la concrétisation de l’enfermement dans un monde que le poète rejette, la dichotomie intérieure corps/âme s’intensifie à mesure que s’exacerbe la perception du dualisme monde/au delà. La matière « inerte » que le poète « Orphée » transcendait dans la «Ballada» finale de Tjažëlaja lira, fait ainsi place, dans Evropejskaja noč’, à un univers écrasé par la matérialité et dominé, dans la vision expressionniste du « cycle allemand », par la violence et une sexualité dégradante. À ce rejet du corps et cette répulsion pour la chair s’oppose, dans l’univers khodassévitchien, une image corporelle, plus fugace, mais radicalement positive, celle de la vie utérine et du fœtus dans le sein maternel, que le poète associe au « monde natal, originel » de l’âme et à la Vie élémentaire. Cette sacralisation de l’image du fœtus et de la maternité peut être mise en corrélation avec la figure de la Vierge, mère par excellence et incarnation, pour le poète, de la fusion du terrestre et du divin. Дуалистическое мировоззрение, свойственное символистскому мистическому идеализму, навеянному Владимиром Соловьёвым, превалирует в поэзии Ходасевича. Оно присутствует и в cборнике «Путём зерна», где в моменты мистической полноты мир представляется преображенным. Такое отношение к миру в первую очередь выражается в дуализме «тело («я») / душа (дух)», где тело воспринимается как «оболочка», от которой душа может освободиться лишь с трудом. В «Тяжёлой лире» дуализм «“Я” (тело) / душа» усугубляется. Мистический порыв поэта всё больше превращается в болезненное стремление к трансцендентности. Физическая интенсивность этого стремления настолько велика, что доходит практически до патологии. Поскольку телесная оболочка воплощает заключение в отвергаемый поэтом мир, внутренняя дихотомия «тело / душа» усиливается по мере того, как обостряется восприятие поэтом дуализма «мир земной / мир иной». «Косная» материя, трансцендируемая поэтом‑«Орфеем» в «Балладе», заключительном стихотворении «Тяжёлой лиры», уступает место миру, полностью задавленному вещами, в «Европейской ночи». В экспрессионистском же вúдении немецкого цикла доминируют физическое насилие и унижающая сексуальность. Отторжению тела и отвращению к плоти противопоставлен в творчестве Ходасевича образ тела, не столь устойчивый, но совершенно положительный. Речь идет о зарождающейся жизни в материнской утробе, ассоциируемой поэтом с «родным, первоначальным миром» души и первозданной Жизнью. Такая сакрализация утробной жизни и материнства может быть соотнесена с образом Богородицы, воплощающей у Ходасевича слияние земного с божественным.
Read full abstract