Abstract
Автор данной статьи ставит перед собой задачу показать, что организованная большевиками реформа языка – это нечто большее, чем просто техническая «реформа языка», ибо эта реформа охватила все сферы общественной жизни. Такое мощное влияние революционного языка объясняется прежде всего его тесной связью с моралью. В российской революции язык и мораль образовали собой единое целое. Более того, революционный язык и революционная мораль стали той теоретической базой, на основе которой новая власть смогла легитимировать организованные ею террор и репрессии. Однако по причине непрекращающегося и затянувшегося на десятилетия революционного террора это единство языка и морали стало постепенно подвергаться сомнению и разрушаться. Революционная мораль оказалась в опасности. На ее защиту в 1938 г. встал Лев Троцкий. При этом Троцкий попытался строго отделить мораль большевизма от морали сталинизма, но убедительно доказать правомочность своей попытки такого разделения революционной морали он не смог. Автора статьи, однако, более всего интересуют те (без)нравственные методы, с помощью которых Троцкий пытается оправдать большевистский террор и репрессии. Надо признать, что Троцкий стремится легитимировать не большевистскую, а революционную мораль как таковую. Последняя допускает, разумеется, в «высших» и «гуманных» целях, применение насилия и уничтожение определенных групп людей. Но даже и такой крупный теоретик революции как Троцкий натолкнулся на непреодолимые этические границы, которые не позволяют с помощью моральных аргументов легитимировать насилие. Попытка Троцкого продемонстрировала лишний раз, что этические нормы принципиально не позволяют оправдать безнравственные действия. В этом и заключается исключительное значение его этического анализа русской революции.
Highlights
Мораль и язык большевизма*Автор данной статьи ставит перед собой задачу показать, что организованная большевиками реформа языка – это нечто большее, чем просто техническая «реформа языка», ибо эта реформа охватила все сферы общественной жизни
The first step taken by the author of this article is his attempt to show that the reform of the Russian language initiated by the Bolsheviks has been much more than just a ‘reform of language’ because this reform embraced almost all areas of social life
Trotsky tried to legitimize Bolshevik but revolutionary morality as such. Accord ing to his conviction, revolutionary morality allows the use of force when it serves revolu tionary purposes
Summary
Автор данной статьи ставит перед собой задачу показать, что организованная большевиками реформа языка – это нечто большее, чем просто техническая «реформа языка», ибо эта реформа охватила все сферы общественной жизни. Большевистский язык, несомненно, имел самое прямое отношение к ней, ибо большевистские понятия и термины были не только «инструментами» революционного террора, но и служили средством его легитимации. По этой причине Троцкий погружается в недра практической философии, но при этом он сохраняет полную преданность идеям марксизма, который исходит из своего фундаментального тезиса о том, что мораль есть «продукт классовой борьбы». В этом случае можно сказать, что мораль и язык вступили в явный конфликт, который испытал и сам Троцкий. На этот момент особо указывает Шопенгауэр, который утверждает, что следующий чувству сострадания человек подчиняется не внешнему закону, в какой бы форме этот закон себя не проявлял, а внутреннему мотиву или же «чувствам», анализировать которые Троцкому абсолютно невыгодно, ибо нравственные чувства не знают ни классовых, ни расовых, ни национальных различий. Но что он предлагает нам взамен? Место свергнутых этических моделей занимает у него «этика пролетариата», которая, хотя и претендовала на универсальность, но тем не менее осталась групповой моралью
Sign-in/Register to view highlights & summary Sign-in/Register to access full text options 
Free) 
Talk to us
Join us for a 30 min session where you can share your feedback and ask us any queries you have
Schedule a call
