Олинька: история одного скандала

А Л Лифшиц

doi:10.21900/j.vivliofika.v8.800

Abstract

Пьеса князя А. М. Белосельского Олинька, или Первоначальная любовь – важный текст для понимания процессов, происходивших в русской литературе конца царствования Екатерины II и начала правления Павла I, а также для того, как они оценивались в следующих поколениях. Анекдот, рассказанный Петром Андреевичем Вяземским о скандале, который последовал за представлением оперы, на долгое время заменил собой анализ текста этого сочинения, обстоятельств его создания и постановки. В статье сделана попытка верифицировать свидетельства мемуариста, установлены ошибки и неточности повествователя, высказаны предположения о том, что на самом деле и когда происходило в домашнем театре Столыпина в Москве.

Highlights

Belosel’skii’s play Olinka, or Primal Love is an important text for understanding the movements that took place in Russian literature at the end of the reign of Catherine II and at the beginning of the reign of Paul I
The anecdote told by the famous memoirist Pyotr Andreevich Vyazemskii, depicting the scandal that followed the presentation of the opera, has long overshadowed analysis of this text and obscured the circumstances of its creation and staging
На примере рассказа Вяземского о постановке оперы Олинька и его рецепции в последующие времена мы видим, что, как уже отмечалось, “анекдот становится в одном ряду с другими историческими источниками, только центр тяжести переносится с фактической на психологическую достоверность события.”[77] При этом, добавим, фактическая достоверность излагаемых событий может стремиться к нулю

Summary

Introduction

О непристойном содержании пьесы ни словом не обмолвился Вигель, хотя, как видно из приведенной уже цитаты, вовсе не был в восторге от этого литературного опыта князя Белосельского. На самом деле мемуарист мог иметь в виду Алексея Емельяновича Столыпина[29], а появление отчества “Афанасьевич” в записанной истории может быть объяснено тем, что Афанасием звали одного из младших сыновей Алексея Емельяновича.[30] Вяземский, не зная или запамятовав, как звали владельца театра, предположил, должно быть, что имя могло быть наследственным.

Results

Conclusion